Меня забавляет то, как сейчас, через двадцать лет после естественной смерти киберпанка как литературного движения, все находятся компании, пытающиеся гальванизировать труп. Ну, то есть, тот же Deus Ex в 2000 году был уместен. Но в 2015? В эпоху айфонов и котиков в инстаграме? Чтобы вы лучше понимали, что такое киберпанк на самом деле и почему «Лабиринт отражений» или «Матрица» — это не он, я выкладываю свою старую большую статью на эту тему. Сейчас нужен не киберпанк, а киберлулз или киберняш. Технологии слишком опопсели, и любой дурак может запустить свой стартап про сиськи.
Подобно многим явлениям, киберпанк пришел в нашу страну слишком поздно, успев расцвести на родине (коей являются США) пышным цветом, породить новую субкультуру и потихоньку сойти на нет, хлопнув перед уходом дверью в виде напутственной статьи Стерлинга «киберпанк в 90-х».
Все, с чем мы имели дело в последние годы, – попытки гальванизировать труп с самыми разными целями. Одни банально хотят заработать деньги на красивом сеттинге, другие честно пытаются продолжить дело отцов-основателей и обновить канонические модели общества и иные основополагающие элементы жанра (все они являются продуктом 80-х годов, когда никто не мог и предположить, куда заведет нас информационная революция) в соответствии с современными реалиями. Киберпанк мертв и сохранился лишь в виде «элементов» в мэйнстриме (то есть в «обычной» литературе, для которой почему-то в русском языке нет подходящего термина), фантастике и фэнтези, геймерских романах (и «виртуалке» вообще – так принято называть литературу «о компьютерах», не являющуюся киберпанком), политических боевиках, обработанных литературно сборниках фельетонов – практически во всем, что заслуживает названия «современная литература». Спроецируйте это на кино, аниме и игры, добавьте многочисленные переиздания произведений отцов-основателей – получите полную картину того, что ныне представляет собой киберпанк.
Строго говоря, называть киберпанк одним из направлений научной фантастики некорректно. Его целью отнюдь не является популяризация научных идей, описание радужного будущего, каким оно виделось в эпоху НТР. Корни его следует искать скорее в кризисе традиционной, «твердой» НФ, когда времена Хайнлайна, Азимова и Брэдбери прошли и перед фантастикой стал маячить призрак самокопирования – отсутствие новых идей и легкость сочинения боевиков-однодневок с шаблонным сюжетом и очередным «миром будущего» отбрасывали и так не слишком-то уважаемый жанр на дно интересов читателя-интеллектуала. Описания гиперпространственных движков и бластеров, подозрительно однообразные, успели наскучить – вне зависимости от реалистичности их технической базы. Появившиеся в обществе сомнения относительно того, что научный прогресс действительно является панацеей, решающей все проблемы человечества, и перманентное ожидание ядерной войны служили отличным фоном для смещения интересов из техническо-развлекательной сферы («как именно человек будущего будет путешествовать в космосе», «каким оружием морпех сможет отстреливать монстров») в область, затрагивающую внутренний мир человека. Читателей и авторов по-прежнему интересовало поведение обычного человека в
необычных обстоятельствах (постъядерный мир, параллельное измерение, город инопланетян…), но акцент делался уже на «человеке», а отнюдь не на обстоятельствах. Фантастика осмелилась сыграть на поле традиционной литературы.
Одним из первых авторов, порвавших с шаблонами, стал хорошо известный и у нас Альфред Бестер. Отказавшись от простого и правильного языка в пользу чудовищной смеси жаргона и придуманных словечек «будущего» (вплоть до использования особенностей верстки текста в качестве стилистического приема), не делая скидку на не слишком высокий интеллектуальный уровень «среднестатистического любителя фантастики», не уделяя особого внимания техническим деталям за исключением имеющих прямое отношение к сюжету, он смог яркими штрихами обрисовать мир будущего, отчаянно схожий с представленным в «Нейроманте» или, скажем, «Схизматрице». Телепаты, живущие в своем обособленном мирке – и одновременно проникающие во все сферы человеческой деятельности. Власть крупного бизнеса, сочетающего в себе черты современных американских гигантов и транснациональных мегакорпораций по Гибсону. Доведенная до идиотизма, выродившаяся Американская мечта. Вот где живут герои Бестера. И главная роль в его романах отводилась отнюдь не простому пареньку с сельской планеты, не сумасшедшему ученому и не бравому солдату земных космических сил. Под прицелом оказались не среднестатистические обыватели и не хорошие парни – лишь отбросы общества и его сливки, причудливым образом связанные. Наркоманы, убийцы, беспринципные бизнесмены – их образ мыслей, их действия выпукло обрисовывали тоже, что и чувствовал обыватель, но ярче и сильнее.
Последовавшая затем «Новая волна» фантастики, наиболее ярким представителем которой был Филип Дик, во многом подготовила почву и для киберпанка, а поставленный по мотивам одного из его произведений фильм «Бегущий по лезвию бритвы» и вовсе стал классикой жанра. Но Дика по большому счету не интересовали компьютеры, а если по ходу действия требовалась виртуальная реальность, то для ее технической реализации использовались наркотики. Да и протестом против общества в его романах чаще увлекаются не отбросы общества, а честные и немного наивные «интеллигенты» (как они назывались бы на постсоветском пространстве)… не брезгующие марихуаной, естественно. Другие фантасты из «Новой волны» также время от времени в своих работах приближались к киберпанку, но практически всегда компьютеры в их работах были подобны «колесу-призраку» Желязны, непонятной вещью в себе, символом противостояния науки и магии, не более того. «Новых фантастов» интересовал человек и только человек.
Следуя законам диалектики, киберпанк вобрал в себя не только завоевания «Новой волны», но и приемы предшественников. Сохранив высокие требования к литературным качествам текстов, его основатели (Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг, Руди Рюкер, Майкл Суэнвик) стали столь же серьезно относиться и к техническим деталям. Можно смеяться над тем, что Гибсон ничего не понимал в компьютерах и по мало-мальски серьезным вопросам консультировался со Стерлингом, но нужного результата он всегда добивался и грубых ляпов не допускал. Впрочем, традиция «знать по чуть-чуть, но зато все» в киберпанке относится не только к компьютерам.
Так что же такое «киберпанк»? Впервые этот термин как определение литературного направления использовал критик Гарднер Дозуа, окрестив им романы, где внимание уделялось развитию информационных технологий, виртуальной реальности и смежным темам. Кроме того, так же назывался один из рассказов Брюса Бетке. Предполагалось, что это насмешка, однако ее объектам термин понравился, после чего и был взят на вооружение. И это неудивительно – в этом слове содержится все, что необходимо любителям раскладывать жанры по полочкам. «Кибер» – это высокие технологии, не обязательно информационные, но имеющие непосредственное отношение к совершенствованию человеческих возможностей. Не космические корабли и бластеры, но компьютерные сети, циркулирующие в крови наномашины, манипуляции с генами, искусственные имплантаты, биороботы и виртуальные разумные существа. «Панк» – это протест против Системы, это изгои и анархисты, тараканы, живущие в щелях фундамента сурового высокотехнологического общества. «Кибер» – антураж, актуальная тема для обсуждения, модель для построения общества, «панк» – лейтмотив произведения.
Хотел бы обратить внимание на то, что формально киберпанк – никоим образом не отдельный литературный жанр, ведь тогда «жанрами» пришлось бы признать еще с десяток столь же узких направлений фантастики. Стерлинг называет киберпанк «литературным движением», под влиянием которого и создавались работы, ставшие каноническими. Соответственно, «чистый» киберпанк – лишь то, что удовлетворяет духу движения, схожие внешние атрибуты в расчет не берутся вовсе. Именно поэтому к нему можно отнести фэнтезийную, казалось бы, «Дочь железного дракона» Суэнвика, но не «Лабиринт отражений» Лукьяненко, равно как и всю «виртуалку», вышедшую из-под пера российских авторов вне зависимости от ее качества. Канонам жанра удовлетворяют простенькие боевики серии Shadowrun, но никак не модная и богатая, казалось бы, на философские изыски «Матрица».
Первым громким успехом киберпанка стало появление в 1984 году романа «Нейромант» Уильяма Гибсона, ставшего символом «выхода киберпанка из пеленок» (по словам Орсона Скотта Карда). Впрочем, еще годом раньше был опубликован роман «Программное обеспечение» Руди Рюкера, а «Искусственный ребенок», первая работа Стерлинга в этом направлении, – и вовсе в 1980. Сразу оговорюсь, что о «виртуалке» речь не идет – тогда пришлось бы вспомнить еще с десяток произведений. Окончательно оформилось движение после появления «Схизматрицы» Стерлинга в 1985, рупором его были фэнзины – в первую очередь «Дешевая правда» (Cheap Truth), распространявшаяся принципиально бесплатно. Писатели-киберпанки предлагали своим молодым коллегам порвать с шаблонами, не прислушиваться к мнению авторитетов, творить свободно и искренне. И, естественно, подавали пример сами. Например, один из ранних романов Руди Рюкера «Белый свет» критики относят к «трансреализму», читай – «беллетризованному бреду сивой кобылы». Вряд ли кому-то из маститых фантастов, штампующих боевики про космических рейнджеров, пришло бы в голову описывать путешествие не вполне вменяемого математика по загробному миру, представленному в виде множества счетных множеств. Загруженность терминами из высшей математики отпугнет любого читателя, слабо ориентирующегося в трансцендентных числах, но это не волновало киберпанков. Красиво, смело, оригинально? Годится! Другое дело, что борцы с авторитетами вскоре сами стали писателями с мировой известностью, их романы приносили солидный доход, и проповеди об отказе от коммерческого подхода к работе звучали уже как-то глупо, на что и жаловался Стерлинг в своей статье о «киберпанке в 90-х». Оставив молодежиправо сочинить свое собственное движение (коего мы так и не дождались), отцы-основатели ударились в жанровые эксперименты. Они продолжаются и по сей день.
Что дал киберпанк миру? Являясь по своей сути фантастикой предупреждения, он не конструирует ни утопию, ни антиутопию, не переносит и современную модель общества в будущее. В отличие от всех этих трех рецептов, мир киберпанка устроен логично, он может существовать в действительности, устойчив к внешним и внутренним воздействиям – к слову, никакими «спасениями мира» герои никогда не занимаются – такая ситуация попросту невозможна. Киберпанк говорит о том, что люди выживут в любой ситуации, другое дело, кем они после этого станут. А выживать нам придется. «Мания величия гуляет по аудиториям университетов, где каждый мальчишка разрабатывает план по размещению вселенной в наперстке», – говорит Стерлинг, и предупреждает, что опасность может поджидать нас буквально за углом. Какое изобретение перевернет нашу жизнь с ног на голову, какая искусственно вызванная эпидемия выкосит половину населения Земли, где грань между требованиями безопасности общества и свободой личности? Вопреки мнению современных российских поклонников, киберпанк – это не движение страстных любителей компьютеров, желающих поставить себе «чип в черепушку». Киберпанк – это движение тех, кто хочет остаться сам собой в мире тотального господства новых технологий. В том числе и используя последние на высоком профессиональном уровне. Герои киберпанка полностью свободны от оков морали, они стоят за рамками добра и зла. Для достижения главной цели – свободы – все дозволено. И не стоит упрекать киберпанк в пропаганде насилия, наркотиков и еще черт знает чего, каково общество – таковы и ценности. Как пишет Стерлинг, «во вселенной киберпанка мысль о том, что существуют некие священные границы, в которых должен держаться человек, – заблуждение. Священных границ, защищающих нас от самих себя, не существует».
